Дело было в Ташкенте, году где-то в 95-96-м. Мы жили на участке, у соседей тоже земельный участок в семь соток и красивые жилищные помещения. Чердак у них тоже немалых размеров.

Однажды осенью к ним приехали близкие родственники из Штатов. Они из этого сделали целую свадьбу (пригласили музыкантов, собрали море народа и устроили крупные посиделки с огромным количеством спиртного). После праздника вдрызг пьяные хозяева даже не стали убирать со столов, так и легли. А этой ночью погода резко стала ухудшаться, началась гроза. Гром, молния, ветер, и все такое… А им – хоть бы что. Не зря, наверное, говорят, что пьяным море по колено. В общем, так во дворе и легли.
Но вдруг среди ночи раздался страшный свист, разбудивший даже нас. Свист раздался отчетливо, он звучал с чердака соседей. Сначала на него никто не обратил внимания: ну, мало ли, что там может быть. Но когда свист превратился в протяжный вой, все разом протрезвели. Сначала начали сваливать все на собаку, но как она могла забраться на чердак и свистнуть оттуда, никто не мог себе предположить (на самом деле собака в это время спала в подвале). Потом решили, что это их родственник решил пошутить. Начали орать в пустоту чердака: «Эдик, еклмн, епрст (трехэтажный мат) выходи, твою мать, хорош прикалываться…». Но, вспомнив, что Эдик выпил больше всех и свистеть не в состоянии, отбросили эту мысль (а он в это время на самом деле видел прекрасные сны в ванне).

Осталась только версия про домового… И когда Генка произнес это слово, все замерли. Во-первых, из-за того, что испугались, во-вторых, из-за того, что вой стал вдвойне сильнее. С мужественным криком «А-А-А-А-А-А-А-А-А-А» каждый ринулся кто куда.

Утром Генка поведал свой жуткий сон (который на самом деле был явью) о том, как кто-то выл ночью на чердаке. Позже, все выяснили, восстановили вчерашний день по минутам, но кто мог выть, так и не нашли. Следующая ночь была спокойной, никто на чердаке не выл, и все облегченно вздохнули и весело посмеялись.

Через неделю Эдик улетел обратно в Америку с приподнятым настроением. Еще в аэропорту погода начала демонстрировать свои возможности, кои она уже демонстрировала неделю назад. Семья вернулась домой только под вечер. Поужинали, и сразу легли спать. Тут опять среди ночи послышался жуткий вой, но уже без свиста. Сразу в голове сложилась та ночь неделю назад.

Через месяц бессонных ночей и безуспешных попыток найти недоброжелателя на чердаке, соседи не выдержали, и объявили, что дом продается… Продали хату через 2 месяца после той ночи. Продали по удивительно низкой цене. У новых хозяев ничего не изменилось, те же завывания по ночам, особенно, когда поднимался сильный ветер… В общем, они тоже дом продали.

Пришли новые соседи. Глава семьи оказался не из робкого десятка, и объявил всей улице, что в первую же такую ночь разузнает, кто это там воет на чердаке. Итак, момент настал. Вся улица столпилась в ожидании разгадки жуткой истории. Выходит дядя Вадим – высокий мужик, косая сажень в плечах, занимался боксом и борьбой, служил в КГБ. Залезает на чердак с фонарем в руках. Зажег фонарь, исчез в каком-то углу (видимо, откуда раздавался вой). Толпа замерла. Всем страшно. Все в напряженном молчании. И тут вдруг вой сначала чуть утихает, а затем полностью прекращается и раздается какой-то странный истерический смех дяди Вадима.

Просто жуть. У всей толпы миллион мыслей в головах пробежало. А в это время из чердака выглядывает сосед, в руках две бутылки – одна из-под водки, другая из-под шампанского, у обеих отбито дно. Позже выяснилось, что это незадачливый соседский пацан разбил пузыри, и, не найдя способа лучше, забросил их на чердак, откуда последние и выселили две семьи. А вой раздавался таким способом: поднимался сильный ветер, а один из углов чердака, оказалось, был плохо заделан и туда спокойно могли проникать воздушные потоки, которые проходили через отверстия бутылки, создавая вой. А когда ветер настигал и вторую бутылку, вой усилялся (помните тот момент, когда Генка произнес про домового?).

Вот, такая история. Да, кстати, а тому мальчишке дома крепко влетело и за разбитые пузыри и за участие в выселении двух семей, и плюс к тому же, за молчание столько времени.